– Дела чертовски плохи, если ты не можешь поцеловать собственную жену, не задохнувшись, – пожаловался он. Граф лежал на спине, тяжело дыша.
– Меня водят в лабораторию посмотреть на твое сердце, – заметила графиня. – Оно уже размером с цыплячье и довольно жизнерадостно бьется в пробирке.
Граф слабо хохотнул. – Каков гротеск.
– Я думаю, оно очень даже мило.
– Да, для тебя.
– Если хочешь настоящего гротеска, подумай, что ты пожелаешь сделать со старым сердцем, когда все закончится, – с озорной усмешкой посоветовала ему графиня. – Такой удобный случай для безвкусных шуток, что почти невозможно устоять.
– Аж голова идет кругом, – пробормотал граф. Он поднял взгляд на Марка, все еще улыбаясь.
Марк набрал воздуху. – Леди Корделия ведь уже объяснила вам, сэр, что я собираюсь сделать?
– М-м. – Улыбка исчезла. – Да. Берегись нападения сзади. Гадкое это место, Единение Джексона.
– Да. Я… знаю.
– И бережешься. – Он повернул голову, уставившись в серое окно. – Жаль, что я не могу отправить с тобой Ботари.
Графиня изумилась. Марк мог сейчас прочесть ее мысли прямо по лицу: «Он что, забыл, что Ботари мертв?» Но спрашивать она побоялась. Лишь к ее губам словно прилипла жизнерадостная улыбка.
– Я беру Ботари-Джезек, сэр.
– История повторяется. – Он, напрягшись, приподнялся на локте и сурово добавил: – А лучше бы не повторилась, понимаешь, мальчик? – Он расслабился и снова откинулся на подушки прежде, чем графиня прореагировала и заставила его лечь. Напряжение исчезло с ее лица: сознание графа явно было слегка затуманено, но не настолько, чтобы он забыл о гибели своего оруженосца. – Елена умнее, чем был ее отец, стоит отдать ей должное, – он вздохнул. Графиня закончила массировать ему ноги.
Он лежал на спине, насупив брови, явно стараясь придумать более полезный совет. – Когда-то я думал – я сообразил это, лишь когда стал старше, понимаешь, – что нет судьбы ужаснее, чем стать наставником. Когда ты способен рассказать, как, но уже не сделать это сам. И отправить своего ученика, умного и блестящего, под тот огонь, который предназначен тебе… По-моему, теперь я нашел нечто похуже. Отправить своего ученика туда, чертовски хорошо зная, что у тебя не было возможности его достаточно обучить… Будь умен, мальчик. Уворачивайся. Не сдавайся врагу заранее, в собственных мыслях. Потерпеть поражение ты можешь лишь здесь. – Он коснулся пальцами висков.
– Я пока даже не знаю, кто мои враги, – уныло протянул Марк.
– Я полагаю, они тебя найдут, – вздохнул граф. – Люди сами предают себя в твои руки, своими словами или как-то еще, если только ты тих и терпелив, если позволяешь им это сделать. Если только в безумной спешке отдаться им самому ты не делаешься глух и слеп как крот. Да?
– Думаю, так. Сэр, – ответил сбитый с толку Марк.
– Ха. – Графу совсем не хватало дыхания. – Увидишь, – прохрипел он. Графиня поглядела на него и встала с кровати.
– Вот, – выговорил Марк, коротко кивнув, – до свидания. – Слова его повисли в воздухе, их было мало. «Сердечная недостаточность не заразна, черт возьми. Чего ты боишься?» Он сглотнул и осторожно приблизился к графу. Он никогда не прикасался к этому человеку – не считая случая, когда пытался помочь погрузить его на воздушный мотоцикл. Перепугавшись, собрав все свое мужество, он протянул руку.
Граф стиснул ее в коротком, сильном пожатии. У него была большая, квадратная ладонь с грубыми пальцами: рука, подходящая для кирки и лопаты, клинка и ружья. Собственная рука по контрасту показалась Марку маленькой, детской, пухлой и бледной. У этих рук не было ничего общего – кроме этого пожатия.
– Смерть врагам, мальчик, – прошептал граф.
– Око за око, сэр.
Граф фыркнул коротким смешком.
Еще один, последний, видео-вызов Марк сделал этим вечером, в свою последнюю ночь на Барраяре. Он украдкой прокрался в комнату Майлза, чтобы воспользоваться его комм-пультом – не сколько по секрету, сколько наедине. Добрых десять минут он пялился на пустую пластину, прежде чем судорожно отстучал недавно полученный номер.
Когда звонок замолк, над видеопластиной появилось лицо светловолосой женщины средних лет. Некогда потрясающе прекрасное, сейчас оно было решительным и уверенным. В голубых глазах виднелся юмор. – Дом коммодора Куделки, – официально ответила она.
Это ее мать. Марк подавил панику до обычной дрожи. – Могу я поговорить с Карин Куделкой, прошу вас… мэм?
Блондинка приподняла бровь. – По-моему, я знаю, с кем сейчас разговариваю, и все же… как мне сказать, кто спрашивает?
– Лорд Марк Форкосиган, – выговорил он.
– Минуточку, милорд. – Она вышла из зоны видимости камеры; он слышал ее удаляющийся голос, зовущий: «Карин!»
Издалека послышался приглушенный стук, искаженные расстоянием голоса, вопль и хохочущий голос Карин, выкрикивающий: – Нет, Делия, это меня! Мама, пусть она уйдет! Меня, только меня! Прочь! – Глухой шум захлопнувшейся двери – возможно, кого-то прищемившей, – визг, затем твердый и уже окончательный хлопок.
Запыхавшаяся и взъерошенная, в поле зрения появилась Карин, поздоровавшаяся с ним мечтательным: – Привет!
Это был не точно такой же взгляд, какой леди Кассия подарила Айвену, но его ясный, голубоглазый близнец. Марк ощутил слабость. – Здравствуйте, – произнес он, переводя дыхание. – Я звоню попрощаться. – Нет, проклятие, это уж слишком односложно…
– Что?
– Гм, извините, я не совсем это имел в виду. Но я вскоре собираюсь отправиться в путешествие за пределы планеты и не хотел уехать, не поговорив с вами еще раз.