– А-а, – произнес граф. Отблески на стекле погасли; он отключил машину и развернул вращающееся кресло. Графиня склонилась к нему для быстрого поцелуя? Прошуршала ткань – она тоже уселась.
– Что ж, Марк явно проходит краткий курс Барраяра, – заметила она, успешно покончив с его последним порывом заявить о своем присутствии.
– Это ему и надо, – вздохнул граф. – Ему придется наверстывать двадцать лет, если он должен будет работать здесь.
– А он должен? Я имею в виду, сразу.
– Нет. Не сразу.
– Отлично. Я подумала, что ты можешь возложить на него непосильную задачу. А, как мы знаем, невозможное требует немного больше времени.
Граф отозвался коротким, быстро угасшим смешком. – По крайней мере, он бегло познакомился с одной из худших черт нашего общества. Мы должны быть уверены, что он досконально изучил историю мутагенных катастроф, чтобы понимать, что же является источником насилия. Как глубоко впитались муки и страх, движущие видимыми тревогами и, э-э, как толкуете это вы, бетанцы, дурными манерами.
– Не уверена, что он сумеет воспроизвести прирожденное умение Майлза вприпрыжку преодолевать это минное поле.
– Похоже, он скорее склонен это поле пропахивать, – сухо пробормотал граф и помолчал. – Его внешность… Майлз прилагает огромные усилия, чтобы двигаться, вести себя, одеваться, отвлекая внимание от собственной внешности. Чтобы его личность затмевала то, что видят глаза. Некое жонглерство всем телом, если угодно. А Марк… почти что намеренно ее подчеркивает.
– Эта мрачная неуклюжесть?
– Да, и… признаюсь, то, как он набирает вес, меня беспокоит. В частности, судя по докладу Елены, с какой именно быстротой. Может, мы должны отвести его к врачу. Это ему не на пользу.
Графиня фыркнула. – Ему всего двадцать два. Непосредственной опасности здоровью нет. Тебя не это беспокоит, милый.
– Может… не совсем.
– Он смущает тебя. Мой чувствительный к внешности барраярский друг.
– Хм. – Марк отметил, что граф не стал отрицать.
– Очко в его пользу.
– Ты не могла бы пояснить?
– Поступки Марка – это язык. По большей части, язык отчаяния. Их не всегда легко истолковать. Хотя этот – очевиден.
– Не для меня. Разбери его, пожалуйста.
– Проблема трехсторонняя. Во-первых, чисто физическая сторона. Я поняла, что ты читал медицинские материалы не так тщательно, как я.
– Я читал резюме СБ.
– А я – сырые данные. Полностью. Когда джексонианские скульпторы по телу урезали Марка до соответствия росту Майлза, то не модифицировали генетически его метаболизм. Вместо этого они состряпали смесь замедляющих гормонов и стимуляторов, которую вводили ему ежемесячно, и она как-то подправляла формулу обмена в нужную сторону. Дешевле, проще, и результат более контролируем. Теперь, возьми Айвена – вот образец фенотипа, в который развился бы генотип Майлза, не будь солтоксинового отравления. Так что в случае Марка мы имеем человека, физически ограниченного ростом Майлза, но генетически запрограммированного на вес Айвена. Как только он перестал получать от комаррцев препараты, его тело снова попыталось исполнить свое генетическое предназначение. Если бы ты когда-нибудь открыто его разглядывал, то заметил бы, что он не просто жирный. Его кости и мышцы тоже тяжелее майлзовых или даже его собственных два года назад. Когда он достигнет наконец своей новой точки равновесия, то, наверное, будет смотреться приземистым.
«Хочешь сказать, шарообразным,» – подумал Марк, с ужасом слушая это и внезапно ощущая, что за ужином он переел. Героическим образом он успокоил поднимавшуюся было отрыжку.
– Словно маленький танк, – предположил граф, явно рассчитывающий на более оптимистическую картину.
– Возможно. Это зависит от двух прочих аспектов его… гм… языка тела.
– Каких же?
– Сопротивления и страха. Что касается сопротивления – всю его жизнь посторонние делали с его телом, что хотели. Принудительно выбрали его форму. А на этот раз – его черед. И страх. Перед Барраяром, перед нами, но больше всего, несомненно, страх, что его подавит Майлз. А Майлз весьма подавляющая фигура, тем более для младшего брата. И Марк прав. В этой идее есть некое благо. Оруженосцы и слуги без труда его отличают, принимают его именно как лорда Марка. Уловка с весом – импульсивный, частично бессознательный, блестящий ход, напоминающий мне… об одном нашем общем знакомом.
– Но где он остановится? – Марк решил, что на этот раз и графу представилось нечто шарообразное.
– С обменом веществ – там, где захочет. Он сам может пойти к врачу и отрегулировать свой постоянный вес на любом уровне, на каком пожелает. Он выберет более обычное телосложение, когда больше не будет испытывать страх и необходимость сопротивляться.
Граф фыркнул. – Я знаю Барраяр с его паранойями. Здесь никогда не бываешь в полной безопасности. Что нам делать, если он так и не решит, что уже достаточно толст?
– Купим ему плавающую платформу и наймем пару мускулистых слуг. Или поможем ему побороть его страхи. А?
– Если Майлз мертв… – начал он.
– Если Майлз не отыщется и не оживет, – резко поправила она.
– Тогда Марк – это все, что нам осталось от Майлза.
– Нет! – Юбки прошелестели, когда она встала, повернулась и принялась расхаживать по комнате. Боже, не дай ей пойти сюда! – Вот здесь ты и ошибаешься, Эйрел. Марк – все, что нам осталось от Марка.
Граф поколебался. – Хорошо. Готов признать. Но если Марк – это все, что у нас есть, то есть ли у нас следующий граф Форкосиган?