– Ты ведь не думаешь, что они могут перепутать ее со мною, да? – задыхаясь от тревоги, выговорила она. – И взять ее, чтобы она воссоединилась с моей госпожой? – Майлз не мог точно сказать, тревожится ли она за Вербу или из-за того, что Верба обманом займет ее место. Что за омерзительная, жуткая у него новоприобретенная паранойя!
– А когда… – начал было он, но тут же поспешил успокоить ее. И себя. – Нет. Если просто глянуть, проходя мимо, вы покажетесь ужасно похожими, но тут-то будет необходимо разглядеть ее вблизи. Она на много лет старше тебя. Это просто невозможно.
– Что мне делать? – Она попыталась подняться на ноги; он поймал ее за руку и потянул обратно на кровать.
– Ничего, – посоветовал он. – Все нормально. Скажешь им… скажешь, что это я заставил тебя тут остаться.
Она смерила вопросительным взглядом его невысокую фигуру. – И как?
– Хитростью. Угрозами. Психологическим принуждением, – честно ответил он. – Можешь винить во всем меня.
Она засомневалась сильнее.
Сколько ей лет? Он провел последние два часа, выуживая из нее историю ее жизни, и, похоже, та была не особо длинной. Ее речь отражала странную смесь проницательности и наивности. Величайшим приключением в ее жизни стало недолгое похищение дендарийскими наемниками.
Верба. Ей все удалось. Что теперь? Вернется ли она за ним? Как? Это же Единение Джексона. Доверять нельзя никому. Здесь люди – это просто мясо. Как сидящая перед ним девочка. Ему внезапно представилось кошмарное видение: Лилия-младшая с пустым черепом и бессмысленным взглядом.
– Прости, – прошептал он. – Ты так прекрасна… внутренне. Ты заслуживаешь того, чтобы жить. А не быть сожранной старухой.
– Моя госпожа – великая женщина, – упрямо сказала она. – Она заслужила еще одну жизнь.
Какого рода извращенная этика руководила Лотос Дюроной, когда она превратила эту девочку в якобы добровольную жертву? Кого обманывает Лотос? Очевидно, лишь себя саму.
– А кроме того, – заметила Лилия-младшая, – по-моему тебе же понравилась та толстая блондинка. Ты вокруг нее так и извивался.
– Кто?
– Ой, правда. Наверное, это был твой близнец-клон.
– Мой брат, – машинально поправил он. А это что за дела, Марк?
Теперь она потихоньку расслабилась, смирившись со своим странным пленом. Заскучала. И с любопытством на него посмотрела. – Хочешь еще поцеловать меня? – спросила она.
Это все его рост. Будит в женщинах зверя. Не чувствуя угрозы, они делаются храбрыми. В обычных условиях он считал этот эффект приятным, но эта девочка его смущала. Она ему… не ровня. Но нужно убить время, задержать ее здесь и занять чем-нибудь как можно дольше. – Ладно… хорошо…
Где-то минут через двадцать неопасных и пристойных ласк она отстранилась и заметила: – А барон делает это не так.
– А что ты делаешь для Васы Луиджи?
Она распустила пояс на его тренировочных штанах и принялась показывать. Не прошло и минуты, как он выдавил: – Хватит!
– Тебе не понравилось? Барону нравится.
– Еще бы! – Чудовищно возбужденный, он бежал в кресло за маленьким обеденным столиком и забился туда. – Это, э-э, очень мило, Лилия, но слишком серьезно для нас тобой.
– Не понимаю.
– В этом и дело. – Она же ребенок, несмотря на свое развитое тело; он все больше в этом уверялся. – Когда станешь старше… ты сама определишь для себя границы. И сможешь разрешать их переступать тому, кого сама выберешь. А прямо сейчас ты едва понимаешь, где кончаешься ты и начинается мир. Желание должно приходить изнутри, а не навязываться извне. – Он попытался придушить собственное желание чистым усилием воли, и преуспел лишь наполовину. Васа Луиджи, ах ты подонок!
Она задумчиво нахмурилась. – Я не стану старше.
Он обхватил руками подтянутые к животу колени и содрогнулся. Ох, черт.
Внезапно он вспомнил, как познакомился с сержантом Таурой. Как они в тот отчаянный час стали любовниками. Снова его загоняют в ловушку провалы в памяти. Можно провести некие очевидные параллели с нынешней ситуацией – вот почему, наверное, подсознание попыталось предложить ему некогда сработавшее решение. Но у Тауры была биоинженерная мутация: короткая жизнь. Дендарийские медики выкроили для нее еще столько-то времени, подстроив обмен веществ. Но не так уж много. Каждый день был для нее подарком, каждый год – чудом. Всю свою жизнь она проживала по принципу «хватай, что плохо лежит», и он от всей души ее ободряет. А Лилия-младшая могла бы прожить сто лет, если бы ее не… сожрали. Ее нужно соблазнять жизнью, а не сексом.
Как и честность, любовь к жизни – это не то, чему можно научиться, но ее можно подхватить, точно заразу. Подхватить от кого-то, у кого она есть.
– Разве ты не хочешь жить? – спросил он.
– Я… не знаю.
– А я знаю. Я хочу жить. И, поверь мне, альтернативу я обдумал… глубоко.
– Ты… забавный, уродливый человечек. Что может тебе дать жизнь?
– Все. И я собираюсь получить еще больше. – «Хочу, хочу. Богатства, власти, любви. Побед – прекрасных, ослепительных побед, сияющих в глазах твоих соратников. Когда-нибудь – жену и детей. Кучу детей, высоких и здоровых, чтобы осадить и поразить до глубины души всех тех, кто шипит «Мутант!». И еще – брата.»
Марка. Ага. Угрюмого паренька, которого сейчас, и это весьма вероятно, барон Риоваль расчленяет кусочек за кусочком. Вместо Майлза. Нервы у него натянулись так, что он был готов орать, а облегчения не наступало. «Я должен выиграть время».
Наконец он уговорил Лилию-младшую поспать, завернувшись в одеяло на той стороне кровати, где обычно лежала Верба. Он великодушно удовольствовался креслом. Прошла пара часов, и он больше не мог терпеть боль. Он потрогал пол. Холодный. Грудь болела. Мысль проснуться утром с кашлем его ужаснула. Наконец он заполз в кровать поверх одеял и свернулся калачиком спиной к девочке. Он отчетливо ощущал ее тело рядом. И столь же явно понимал, что его она не чувствует.