– Ты что, с ума сошла, вот же он… – Палец Фрэмингема уперся в Марка, но не дошел до него. Рука сжалась в кулак. – О! – Он понял. – Это клон.
Глаза Куинн горели; Марк чувствовал, как этот взгляд сверлит его затылок, словно лазерная дрель. – Может и нет, – тяжело произнесла Куинн. – И уж дому Бхарапутра эти подробности знать не обязательно.
– Да? – Фрэмингем сощурил глаза, размышляя.
«Нет!» – мысленно завопил Марк. Беззвучно. Совершенно беззвучно.
Назад Вперед
Это было все равно что оказаться в ловушке в запертой комнате с полудюжиной мучимых похмельем серийных убийц. Марк слышал дыхание каждого из рассевшихся вокруг офицерского стола для совещаний. Они собрались в конференц-зале рядом с главной тактической рубкой «Сапсана». Изо всех присутствующих дыхание Куинн было самым легким и частым, Тауры – самым глубоким и угрожающим. Лишь Елена Ботари-Джезек на капитанском месте во главе стола и лейтенант Харт по правую руку от нее выглядели по-корабельному чисто и опрятно. Остальные явились как были после десантной операции, помятые и пропахшие черт знает чем: Таура, сержант Фрэмингем, лейтенант Кимура, Куинн слева от Ботари-Джезек. И, конечно, он сам, одиноко устроившийся на дальнем конце длинного стола.
Капитан Ботари-Джезек нахмурилась и без слов пустила по кругу пузырек с таблетками болеутоляющего. Сержант Таура взяла себе шесть. Отказался один лейтенант Кимура. Таура передала таблетки через стол Фрэмингему, и не подумав предложить их Марку. Он тянулся к этим таблеткам, как томимый жаждой тянется к стакану воды, выливаемому в песок пустыни и поглощаемому им без следа. Бутылочка обошла стол и исчезла в капитанском кармане. Глаза Марка пульсировали в орбитах, а затылок стянуло словно высыхающую сыромятную кожу.
Заговорила Ботари-Джезек. – Мы собрали это неотложное совещание, чтобы разобраться всего с двумя вопросами, и как можно быстрее. Что, черт возьми, произошло, и что нам делать дальше? Записи со шлемов уже на пути сюда?
– Да, мэм, – ответил сержант Фрэмингем. – Их принесет капрал Абромов.
– К несчастью, мы потеряли те записи, которые имеют к происходившему самое непосредственное отношение. Так, Фрэмингем?
– Боюсь что так, мэм. Полагаю, они впечатались в стену где-то во владениях Бхарапутры, вместе с остатками шлема Норвуда. Чертовы гранаты.
– Проклятие! – Куинн сгорбилась в кресле.
Дверь конференц-зала скользнула в сторону, и рысцой вбежал капрал Абромов. Он нес стопку из четырех небольших, прозрачных пластиковых лотков, помеченных «Зеленый отряд», «Желтый отряд», «Оранжевый отряд» и «Синий отряд». На каждом лотке лежал ряд из десяти-шестнадцати крошечных пуговичек. Записывающие устройства шлемов. Личные записи всех десантников за последние часы, отслеживающие каждое движение, каждое сердцебиение, каждое сканирование, выстрел, попадание и разговор по связи. События, происходившие слишком быстро, чтобы осознать их в реальном времени, можно было замедлить, проанализировать, разобрать на кусочки, выявить ошибки в порядке действий и исправить их – в следующий раз.
Абромов откозырял и передал лотки в руки капитана Ботари-Джезек. «Спасибо, можете идти», ответила она и отдала лотки капитану Куинн, а уже та вставила их в приемное устройство компьютера-симулятора и выгрузила данные. Плюс наложила на этот файл код высокой секретности. Ее ободранные пальцы метались над панелью управления видео.
Над поверхностью стола сформировалась уже знакомая призрачная трехмерная голокарта медкомплекса Бхарапутры. – Я перескочу непосредственно к тому моменту, когда мы были атакованы в туннеле, – сказала Куинн. – Вот мы: Синий отряд, часть Зеленого… – Клубок спагетти из синих и зеленых светящихся линий возник в самой глубине туманного здания. – Тонкин – это Номер Шесть Синего отряда, и он сохраняет свой шлем и далее. – Она сделала след Тонкина на карте желтым, для контраста. – У Норвуда пока что Номер Десять Синего отряда. На Марке… – она поджала губы, – шлем Номер Один. – Этого следа, разумеется, недоставало. Она подсветила след десятого номера, Норвуда, розовым. – В какой точке вы с Норвудом обменялись шлемами, Марк? – Задавая этот вопрос, она на него не взглянула.
Пожалуйста, отпустите меня. Он был уверен, что болен: его до сих пор трясло. Какой-то мелкий мускул на загривке сводило спазмом, крошечными подергиваниями, пробивавшимися сквозь общий фон боли. – Мы спустились до конца вот этой лифтовой шахты, – вместо голоса у него вышел сухой шепот. – Затем… когда шлем Десять возвращается наверх, он уже на мне. Норвуд и Тонкин пошли дальше вместе, тогда я их и видел в последний раз.
Действительно, розовая линия снова поднялась по шахте и червем поползла вслед за клубком зеленых и синих. Желтая ушла в одиночестве.
Куинн быстро прокрутила вперед запись голосов. Баритон Тонкина звучал писком накачавшегося амфетаминами комара. – Когда я последний раз вышла с ними на связь, они были вот здесь. – Куинн отметила сияющим пятнышком света это место – внутренний коридор глубоко в недрах соседнего здания. Она замолчала, позволяя желтой линии змеиться дальше. Вниз по лифтовой шахте, сквозь очередной служебный туннель, под самим зданием, вверх и проходя еще одно насквозь.
– Вот, – внезапно произнес Фрэмингем, – вот этаж, где они попались. Мы поймали их передачу здесь.
Куинн отметила еще одну точку. – Значит, криокамера должна быть где-то поблизости от линии их перемещения между вот этим и этим местом, – указала она на два ярких пятнышка. – Должна быть. – Она впилась в изображение прищуренными глазами. – Два здания. Думаю, даже два с половиной. Но в голосовой связи Тонкина нет, черт побери, ничего, что бы дало мне ключ. – В комарином писке слышалось описание нападавших бхарапутрян и крики о помощи, снова и снова, но ни одного упоминания о криокамере. Горло у Марка перехватывало в такт его словам. Куинн, выключи его, пожалуйста…