– Э-э… э-э… – Васа Луиджи сказал: «Я не дам себе труда мстить человеку с криоамнезией». Значит, лучше пока что оставаться таким человеком. На какое-то время, пока он овладеет ситуацией. И самим собой. – Кажется, я в порядке.
Он позволил ей, перепуганной, отнести себя в постель. Она гладила его по волосам. Он в смятении поглядывал на нее из-под полузакрытых век, изображая пост-конвульсивную сонливость. «Что я наделал?»
«Что мне теперь делать?»
Он забыл, почему он здесь. У него начала нарастать кожа.
Интересно, куда делся Марк.
Приходили какие-то люди, пытали безымянное, не имеющеее очертаний, существо и снова уходили. Он встречал их по-разному. Возникшие у него варианты поведения сделались личностями, и он дал им имена, как только научился отличать. Это были Обжора, Пыхтун, Рева и еще один, молчаливый, который таился в тени и выжидал.
Он давал Обжоре выбраться, когда дело доходило до насильственного кормления, потому что тот единственный действительно получал от этого удовольствие. В конце концов, Обжоре никогда не позволили бы делать все то, что проделывали техники Риоваля. Пыхтуна он высылал на передовые позиции, когда снова появлялся Риоваль со шприцем афродизиака. Он решил, что именно Пыхтун должен быть в ответе за нападение на Мари, девочку-клона с измененным хирургами телом, – хотя, не будучи возбужден, Пыхтун был очень робок и стыдлив и почти не разговаривал.
Рева имел дело со всем остальным. Он начал подозревать, что именно Рева втайне виноват в том, что все они оказались у Риоваля. Наконец-то он попал в такое место, где его по-настоящему накажут. Никогда не применяйте к мазохисту терапию отвращением. Результаты непредсказуемы. Так что Рева получал по заслугам. Неуловимый четвертый просто выжидал, сказав, что в один прекрасный день они все оценят его усилия.
Они не всегда соблюдали очередь. У Ревы была склонность подслушивать, когда наступало время Обжоры, – а оно наступало по часам, в отличие от сеансов Ревы. И не раз оказывалось, что Обжора вылезал, сопровождая Пыхтуна в его приключениях, делавшихся тогда в высшей мере специфическими. Но никто по доброй воле не составлял компанию Реве.
Поименовав их всех, он наконец-то методом исключения обнаружил Марка. Обжора, Пыхтун, Рева и Другой отправили лорда Марка глубоко внутрь, спать, пока все не пройдет. Бедный, хрупкий лорд Марк, каких-нибудь двенадцати недель от роду.
Там, в глубине, Риовалю даже не увидеть лорда Марка. Не добраться до него. Не коснуться. Обжора, Пыхтун, Рева и Другой были очень осторожны, чтобы не разбудить младенца. Нежные и заботливые, они его защищали. Они были для этого приспособлены. Безобразная, уродливая, упрямая компашка, его психические наемники. Непривлекательные. Зато свое дело знают туго.
Он начал время от времени тихонько напевать им марши.
В разлуке сердце бьется сильнее. Майлз боялся, что верно и обратное. Верба снова накрыла голову подушкой. Он продолжал вышагивать по комнате. И говорить. Он не представлял, как ему остановиться. За время, прошедшее после утаенного им каскада воспоминаний, он разработал множество планов побега, но в каждом из них был какой-то роковой изъян. Не в состоянии привести в действие ни один, он упорядочивал и оттачивал их вслух. Снова и снова. Верба перестала критиковать его планы… вчера? По правде говоря, она вообще перестала с ним разговаривать. Она отказалась от попыток приласкать и успокоить его, а вместо этого старалась держаться на дальней стороне комнаты или надолго уединяться в ванной. Майлз не мог ее винить. Вернувшаяся к нему нервная энергия, кажется, начала перерастать в нечто вроде буйного помешательства.
Вынужденное заключение подвергло самым сильным испытаниям ее теплые чувства. И, он сам, приходилось признать, не сумел скрыть от нее легкой неуверенности. Его прикосновения сделались прохладнее, он все больше сопротивлялся ее врачебному авторитету. Вопросов нет: он ее любит, он ею восхищается, он был бы счастлив передать ей в руки любой принадлежащий ему лазарет. Под его командованием. Но чувство вины плюс ощущение, что они не одни, подорвали его интерес к интимной жизни. В тот момент у него была иная страсть. И она поглощала его целиком.
Скоро должен быть ужин. Считая три приема пищи за один долгий джексонианский день, они пробыли здесь четверо суток. Барон с ними больше не разговаривал. Что за планы разрабатывает Васа Луиджи там, у себя? Начал ли он уже аукцион? А что, если следующим, кто войдет в эту дверь, окажется покупатель? Что если вообще никто не примет участия в торгах, если его оставят тут навсегда?
Обычно еду приносил на подносе слуга под бдительным взором пары вооруженных парализаторами охранников. Майлз испробовал все, что только мог придумать, – чуть ли не выдал свою тайну, – в попытках их подкупить за краткие минуты разговора. Их это лишь рассмешило. Он сомневался в своей способности обогнать луч парализатора, но при следующей возможности решил попробовать и это. Воспользоваться другим рычагом он не мог. И был готов пойти на глупость. Неожиданность иногда срабатывает…
Щелкнул замок. Он подскочил, готовый метнуться вперед. – Верба, вставай! – прошипел он. – Я собираюсь попробовать.
– Ох, проклятье, – простонала она, вылезая из постели. Неверящая, запуганная, она встала и устало подошла к его кровати. – От парализатора бывает больно. А потом тошнит. А у тебя, наверное, начнутся конвульсии.
– Да. Знаю.